Сергей Плаксин: Моя жена - в заложниках!

Сегодня на площадке Chаnge.org была размещена петиция по поводу случая Анны Бобриковой, пострадавшей при родах в областном перинатальном центре. Проблема, когда родственникам не сообщают о состоянии здоровья пациента, ссылаясь якобы на отсутствие согласия, получила большой резонанс. Ведь речь идет о ситуации, когда пациент находится в тяжелейшем состоянии и не может принять решения о том, какие сведения разглашать, а какие — нет.

Тем временем Сергей Плаксин, муж Анны Бобриковой, побывал в Гематологическом научном центре (г. Москва), куда сейчас госпитализирована его супруга, и описал, что там происходило:

«Выехал на утренней электричке. Без труда нашел дорогу к НИИ гематологии. Как будто шел не первый раз туда. Получил пропуск и пошел в канцелярию, чтобы подать письменную просьбу главному врачу выдать мне в течение дня бумагу с диагнозом моей Ани (пока я ничем не могу подтвердить, что моя жена болеет, мне только тапки ее отдали и сказали: „Иди с Богом“).

Предварительно была договоренность с моим адвокатом, что если я приеду в Москву лично, то главврач поможет мне в тот же день получить справку, что моя жена находится у них в тяжелом состоянии. В канцелярии меня узнали и после консультации с главврачом сообщили, что не могут мне предоставить так быстро подтверждение, что моя Аня находится у них. При этом сообщили, что четверг не приемный день. И мне лучше всего ждать ответа на мой запрос по электронной почте. Сколько времени ждать, не сказали. Я ушел.

До 15:00 было еще больше двух часов и я рискнул зайти в кабинет главврача Савченко Татьяны Александровны. Мой приход ее насторожил. Я представился. Попросил сообщить мне диагноз моей жены, хоть в устной форме. На что получил ответ, что ДИАГНОЗ ПАЦИЕНТА ЯВЛЯЕТСЯ МЕДИЦИНСКОЙ ТАЙНОЙ И НИ МУЖ НИ МАТЬ ПАЦИЕНТКИ НЕ ИМЕЮТ ПРАВА ЗНАТЬ ДИАГНОЗ!!! Естественно, я возразил. Через минуту она вызвала охрану. На вопрос: „Зачем?“ она ответила: „На всякий случай“. В итоге, я понял, что ничего, кроме удара дубинкой по затылку, я там не добьюсь. Вел себя очень интеллигентно. Чего не могу сказать про Савченко. Рассказал, что для сбора средств на лечение Ани нужна справка, подтверждающая диагноз. На что она намекнула, что я торгую женой, и мы расстались. В разговоре она упомянула, что знает о разговоре моего адвоката и главврача нашей областной больницы. Что дало мне понять о сговоре.

До начала посещения больных реанимации оставалось еще два часа. Я решил позвонить лечащему врачу Ани, может, он побеседовал бы со мной пока. На удивление врач сразу провел меня к жене и оставил наедине… То, что я увидел, потрясло меня. Две недели, не видя свою жену, я даже сразу не узнал ее. Ведь мы расстались на веселой ноте, в отличном настроении (перед родами).

Бледное безжизненное тело. Начал разговаривать с ней. Гладил ее ножки, согревал своими руками, сжимал пальчики. И ругал ее, и умолял, и признавался в любви, и про сыночка ей рассказывал, и всплакнул, и приободрил. Все это время ни одна цифра, ни одна кардиограмма на мониторе не дрогнула. Совершенно не реагирует ни на что. Лицо ее отекло сильно. Всюду торчат трубки. На животе большой надрез, заклеенный лейкопластырем.

Пришел врач. Ничего не сказал нового. Я попытался задавать вопросы про степень отека мозга и результаты томограммы. На что получил ответ, что отек мозга очень тяжелый. Легкие не работают (от искусственной вентиляции развилась пневмония с двух сторон), почки отказали, давление тоже поддерживает аппарат. Единственное, что узнал нового, это то, что удалось сбить температуру с 40 до 36. Меня никто не прогонял. Доктор опять ушел. Я передал медсестре фотографии сына и свои. Передал ваши пожелания врачам и Ане. И попросил, если она придет в себя, показать фотографии и прочитать ваши теплые слова. На что мне сказали, что это будет не скоро. И вообще, не надо звонить мне по два раза в день, достаточно раз в два дня. Но фотографии взяли.

В общем, я постоял еще, поговорил с Аней. Потер ей ножки. Реакции никакой. Пошел к выходу. Последнее, что я ей сказал: „Прости меня моя хорошая, что не смог защитить тебя“. Вышел на улицу совершенно униженный и расстроенный бессилием перед системой. Долго прокручивал в голове все события этого дня.

Выводы такие у меня:

1. Предполагаю, руководство владимирских медучреждений совместно с московскими коллегами скрывают от меня информацию о моей жене и общими усилиями покрывают преступление, произошедшее в роддоме №1.

2. Состояние моей жены намного хуже, чем мне представляют.

3. Идет затягивание времени, чтобы стихла волна общественного возмущения, чтобы потом по старой проверенной схеме замять.

4. Без документов, подтверждающих состояние здоровья жены, она считается здоровой счастливой мамой.

5. Моя жена — в заложниках!»

Сергей ПЛАКСИН