Михаил Овчинников: Я надеюсь, что мы все-таки победим

Кирилл Николенко: Добрый день, дорогие друзья! Сегодня мы побеседуем с адвокатом Михаилом Овчинниковым, который представляет интересы Александра Филиппова, предпринимателя, лидера областного отделения партии «Гражданская платформа».

Михаил, больше месяца назад был оглашен приговор Гусь-Хрустального районного суда в отношении вашего доверителя. Вы решили его обжаловать на областном уровне. С 1 июня Александр Сергеевич находится под стражей решением того же суда. На сегодняшний день какая обстановка вокруг этого дела, какие предпринимаются движения с обеих сторон?

Михаил Овчинников: С нашей стороны приговор обжалован, поскольку мы еще не ознакомились с протоколом судебного заседания. Протокол велся и в письменном виде, и в виде аудиозаписи. Теперь мы слушаем аудиозапись и читаем протокол, сверяем все ли было так. И если нас что-то не устроит, мы имеем право подать замечание на протокол. Попутно мы пишем дополнительную апелляционную жалобу, поскольку первоначальная жалоба была достаточно краткой, мы ее направили только для того, чтобы исключить пропуск срока. Мы должны были ее направить в течение 10 дней. Этим мы показали, что мы будем обжаловать приговор и теперь мы готовим большую жалобу.

Н: Примерно в какие сроки областной суд может рассмотреть эту апелляцию, т.е. когда можно будет говорить о том, что этот уровень пройден либо в вашу пользу, либо не в вашу?

О: Сложно сказать. Мы будем знакомиться с протоколом, пока не ознакомимся, либо пока нас не ограничат во времени. Есть такая процедура, когда сторона защиты устанавливает срок: вот до такого-то будьте добры ознакомиться. Поскольку это очень объемный протокол, мы сейчас его читаем. Я думаю, что где-то в середине августа мы, возможно, закончим ознакомление, если нас не ограничат. После этого суд еще должен сформировать дело, направить нашу жалобу прокурору и потерпевшему. Они имеют право принести возражения. После того, когда все закончат писанину, дело формируется и направляется в областной суд, и он уже должен будет назначить день, когда будет рассмотрена жалоба. Я думаю, это будет возможно в августе, возможно в сентябре.

Н: Что касается решения суда от 1 июня о взятии Александра Филиппова под стражу, вы, разумеется, сразу же заявили протест по поводу произошедшего. Обобщая судебную практику по такого рода делам, вы полагаете, это было излишней мерой со стороны суда? Учитывая его статус, учитывая то, что он находится под подпиской о невыезде и этот режим не нарушал. Т.е. было ли это обычным решением для российского суда?

О: Этот вопрос одновременно и философский, и практический. Если говорить с практической точки зрения и с точки зрения здравого смысла, то, разумеется, решение было абсолютно ненужным, и суд имел право вынести приговор и уже тогда избрать меру пресечения. Можно даже было ее вообще не избирать. Вот у нас параллельно шло два процесса: один в Ленинском суде, другой в Гусевском. Судья Ленинского суда не посчитал, что мой подзащитный может скрыться и т.д. То есть там он хорошо себя вел, а здесь как-то вдруг нехорошо. Это вообще абсолютный произвол: хочу арестовал, хочу не арестовал. Таким образом у нас рассуждает суд. А если в общем, в философском смысле, то у нас любое решение возможно в России. Какое нужно, такое и будет.

Н: Что касается предъявленного обвинения (статья по присвоению), сейчас уже довольно много возбуждено уголовных дел против предпринимателей (Филиппова, Мельникова, Жукова), поэтому в голове у тех, кто наблюдает со стороны, все смешивается. Если кратко, в чем суть этого дела и почему вы полагаете, что ваш подзащитный не совершал никаких преступлений?

О: Если говорить предельно схематично, то существовали договорные отношения между двумя организациями. Есть коммерческая организация, которая управляет другой коммерческой организацией. Было принято решение управляющей компанией в лице моего подзащитного продать имущество, в данном случае это была котельная. Он вынес на общее собрание вопрос о возможности продажи этого имущества. Общее собрание согласилось, и сделки были заключены. Сторона обвинения полагает, что мой подзащитный скрыл от участников общего собрания важную информацию, касающуюся котельной, о последующей ее продаже по более дорогой цене. Мы соответственно говорим, что, если кто-то кого-то ввел в заблуждение, скрыл или убедил, любое действие произвел, то необходимо просто взять и спросить участников собрания: скрывалось ли от вас что-то, или вас в чем-то убеждали?

Н: А участники собрания выступали на процессе?

О: Ни один человек не сказал, что его в чем-то убедили или от него что-то скрыли. Наша позиция состоит в том, что вся эта сделка (там была целая цепь сделок с котельными, с арендами котельных, уступками права требования долга). Мы считаем, что это простые коммерческие отношения, что все об этом знали, это было и в прессе, это знали и в администрации Гусь-Хрустального района, и в администрации области. Это был открытый процесс и скрыть здесь что-либо, в принципе, было невозможно, потому что все участвовали в переговорах и все были заинтересованы, чтобы эта ситуация разрешилась. В Гусе была ситуация, когда одна организация, которая занимается транспортом тепла, не платила за поставленную тепловую энергию из этой котельной. И цепь долгов могла образоваться. «Владимиртеплогаз», который владел котельной, уже, в свою очередь, не мог заплатить «Владимиррегионгазу». Эта ситуация долго накалялась, всем это было известно и все хотели эту проблему решить.

Н: И поэтому был предложен путь продажи этой котельной?

О: Не просто продажи, хотя сторона обвинения на это и закрывает всячески глаза. Было большое соглашение. «Владимиртеплогаз» полностью уходил их Гусь-Хрустального и параллельно с продажей котельной он отдавал котельную, которую сам арендовал, другому юридическому лицу, и оно стало арендовать котельную. Т.е. ВКС зашло полностью в Гусь-Хрустальный, а «Владимиртеплогаз» из Гусь-Хрустального ушел. За это ему вернули долг 200 миллионов, который он так бы никогда не получил. Еще было несколько в Коврове решений и договоренностей между двумя холдингами ВКС и МРГ.

Н: То есть следствие полагает, что Филипповым была приобретена какая-то выгода?

О: Они считают это совершенно безосновательно. Мой подзащитный не получил ни копейки от этой сделки.

Н: А к ВКС никакие претензии не предъявляются, что они были участниками этого процесса, в результате которого они получили котельную и она была перепродана за большую сумму?

О: Ни к кому претензий нет. На самом деле там и претензий быть не может. Для того, чтобы были претензии нужно, чтобы кто-то что-то потерял. Но сам «Владимиртеплогаз» приобрел эту котельную за 26 миллионов, а расстался с ней за 30. При этом он закрыл массу вопросов по бизнесу. Сами учредители, которые голосовали, все были довольны. Прошло много лет, и если бы они был недовольны, они бы могли оспаривать это решение. После того как «Владимиртеплогаз» продал ее МРГ, тот продал ее в ВКС, но дороже. Получилось так, что моего подзащитного обвиняют в том, что он знал, что она будет продана дороже и разницу в этой цене присвоил. Они говорят, что он вообще всю котельную присвоил, а потом ее продавал.

Н: А сам умысел они чем подтверждают? Ведь это же надо же каким-то образом доказать, что человек специально проделал эту схему, чтобы потом что-то приобрести и продать за большую цену. Т.е. нет никаких свидетелей?

О: Нет, все свидетели есть. То есть все, что я вот вам сейчас рассказываю, подтверждают и свидетели, и документы. Мы сам факт этой последовательности не отрицаем, действительно, котельная была продана. И она использовалась как инструмент для того, чтобы закрыть массу вопросов. Поэтому и решили увеличить ее стоимость. Для примера, уступка права аренды котельной они оценили ее в 10 тысяч рублей и все котельные они уступили за 10 тысяч рублей каждую. Это просто такая номинальная цена. Но было удобнее провести сделку через продажу котельной. Всех это устраивало, все проголосовали, но прошло 6 лет и оказывается никто ничего не знал. Но мало того, ни один человек не пришел в суд и не сказал: что же вы от меня скрыли, я же ничего не знал.

Н: У нас часто в сфере ЖКХ возникают подобные коллизии, споры хозяйствующих субъектов. Ежегодно у нас очень высокие долги по всем энергоносителям. Котельные переходят из рук в руки. Недавно был конфликт на западе области вокруг газоснабжения ряда сел. Они остались без газа из-за спора «Владимирмежрегионгаза» и «ГазЭлектроСтроя». С чем вы связываете такую ситуацию? Это ведь бывшая муниципальная котельная, у нас муниципалитеты не могут нормально управлять имуществом? Или во всем виноваты крупные кампании?

О: Знаете, наверное, это вопрос не по специальности. Но мое мнение, что ни государство, ни муниципалитеты не способны управлять таким имуществом. Сама система создана так, что эффективно управлять невыгодно. Тариф устанавливается исходя из расходов, применяется так называемая необходимая валовая выручка. И для того чтобы установить какой-то тариф, необходимо прийти в Департамент цен и тарифов и сказать: у меня есть 15 водителей, 10 уборщиц, 8 юристов, и они получают такую-то зарплату, плюс нам необходимо провести ремонт того и ремонт того. И чем больше ты обоснуешь необходимых затрат, тем выше тариф. И ремонтировать что-то или увольнять кого-то просто невыгодно.

Н: Что касается дальнейших судебных споров, вы известны как адвокат, который часто подает жалобы в Европейский суд по правам человека. Вы планируете в случае, если областной и Верховный суды вас не поддержат и дальше защищать Филиппова?

О: Конечно, мы уже обратились в Европейский суд и еще обратимся, и будем обращаться, пока не добьемся результата.

Н: А насколько этот результат вообще реален? Ведь есть позиция председателя Конституционного Суда о том, что реализовывать решения ЕСПЧ на территории нашей страны надо выборочно. Не получится ли так, что если Европейский суд встанет на сторону вашего подзащитного, а у нас решат, что исполнить такое постановление невозможно?

О: Там, на самом деле, ситуация немного сложнее. Конституционный Суд исходит из того, что он вправе рассмотреть, противоречит ли решение Европейского суда Конституции России. И если, допустим, в известном деле «Гладков против России», где заключенный жаловался на то, что ему не дают участвовать в выборах, он выиграл, но дело в том, что Конституция Российской Федерации прямо запрещает участие в выборах осужденным лицам. Но обычные дела, которые в гигантском количестве идут из России, я думаю, не будут подобным образом истолковываться. Эти решения практически в 99% случаев исполняются. Поэтому я думаю, что здесь проблем не будет. Просто в том случае, как говорится, коса нашла на камень. По конкретному этому делу Европейским судом были приняты решения против позиции Конституционного Суда.

Н: Что касается вашего опыта по этим жалобам, примерно какой хронометраж их прохождения? Сколько месяцев или лет вы будете ждать своей очереди?

О: Бывает по-разному. У Европейского суда есть целая система сортировки дел. У них названы четкие критерии, но в какой-то степени они занимаются и отбором. И решение может быть вынесено как в течение нескольких месяцев, так и нескольких лет. У нас есть дела, по которым уже 11 лет еще нет решения. Это большой разброс, но в последнее время Европейский суд начал коммуницировать свежие дела быстрее.

Н: Александру Сергеевичу по решению суда первой инстанции пока присудили 4 года реального срока. Как вы полагаете, будет ли для него возможность досрочного выхода по УДО?

О: Об этом говорить еще рано…

Н: Но если мы теоретически представим, что вам не удастся убедить областной и Верховный суды в том, что приговор в отношении Филиппова был вынесен некорректно. Как вы полагаете, что тут может происходить?

О: Мы считаем, что это дело носит политический характер. В обычной ситуации, если осужденный человек отбывает наказание и он не допускает нарушений режима, у него нет взысканий и т.д., то он может рассчитывать на условно-досрочное освобождение. В данном случае, я думаю, что этот вопрос будет решаться на другом уровне. Мы уже неоднократно говорили, что администрация области и лично губернатор озвучивали свою позицию по данному вопросу. Я думаю, что приговор и, возможно, следующий приговор обусловлены не правом, доводами защиты или доводами стороны обвинения, а позицией губернатора. Поэтому пока ситуация не изменится, можно ожидать самого ужасного, что и не будет никакого УДО. Что хочу, то и ворочу, им закон не писан.

Н: Этот год — год выборов в Государственную Думу. И как раз Филиппов был заключен под стражу и ему был вынесен приговор, хотя дела эти тянутся еще с 2013 года. Вы думаете, это как-то связано? Ему хотят не дать участвовать в выборах в Госдуму, все-таки он лидер областного отделения «Гражданской платформы», либо у Белого дома есть какие-то опасения, что он кого-то проспонсирует? В прошлом году было очень много публикаций, что якобы он вложился в кампанию партии «Яблоко» и она прошла в горсовет. Вы какой-то придерживаетесь версии в данном случае?

О: Да, и я, и мой подзащитный, считаем, что это связано с выборами в Госдуму. Здесь, скорее всего, преследуется и коммерческий интерес: завладеть рынком либо отнять каким-то образом бизнес. И, конечно, политический момент: не зря же все уголовные дела и активные действия каждый раз происходят во время выборов того или иного уровня. На мой взгляд, любой объективный наблюдатель, который будет оценивать со стороны, убедится, что власть преследует именно такую цель: не допустить моего подзащитного к выборам.

Н: Вы говорите о коммерческих целях. Есть ли возможности для вытеснения в данном случае уже Владимирэнергосбыта с регионального рынка? Насколько это реально сделать, при том, что компания является гарантирующим поставщиком. Долгий ли это процесс, должны ли для этого быть какие-то основания? Это будет какое-то решение суда, или это будет приниматься просто органами госвласти?

О: Они могут воздействовать на бизнес различными способами. В данном случае для начала они обезглавили компанию, ее руководитель находится под стражей. В дальнейшем можно предпринять массу действий, затрудняющих нормальное ведение бизнеса. Любое юридическое лицо можно поставить в такие условия, когда продолжать свою деятельность будет невозможно. Мне кажется, они на это и рассчитывают. И будут воздействовать различными способами: со стороны налоговых органов, кредитов и т.д.

Н: Подобные действия уже предпринимаются в отношении Владимирэнергосбыта?

О: Мне кажется, это лучше спрашивать у руководства Владимирэнергосбыта, поскольку я занимаюсь только уголовными делами. Там есть свои юристы и экономисты, которые занимаются ведением бизнеса. Я это воспринимаю только со стороны как наблюдатель. Юридические дела компании я не веду.

Н: Я задавал вопрос по перспективам УДО, но вот что касается содержания Александра Сергеевича под стражей… Все проходит без инцидентов? Насколько у него приемлемые условия?

О: Он содержится в обыкновенной камере, в которой деревянные полы, т.н. «шконки» (кровати). В камере два человека. Она рассчитана на трех человек, но пока занята двумя. Это Владимирский централ, там есть корпус, в котором содержатся заключенные, в отношении которых приговор еще не вступил в силу. Там есть прогулочный дворик, это такой бетонный мешок с металлической крышей с отступом, где в уголке можно увидеть небо. В нем можно находиться час в день, может, даже меньше. Питание ужасное, как и у всех. Специально для него условия не ухудшаются, но и не улучшаются.

Н: Что касается вашей работы с ним как адвоката, т.е. вас же должны допускать, чтобы вы могли совместно готовиться к заседаниям, чтобы он мог знакомиться с материалами дела. В этом плане вы не встречаете никаких противодействий?

О: Дополнительных каких-то нет. Но у нас с этим в принципе проблемы, не только во Владимире, но и вообще по всей России. Любому человеку непросто попасть в СИЗО или в колонию, можно, например, прийти и прождать несколько часов. Потому что кабинетов мало и могут прийти следователи, другие адвокаты. Там есть очередь, в которой мы все сидим и ждем. Если я пораньше приду, могу и первый пройти, если задержался — последним, а могу и вообще не попасть. Но кроме того, надо учитывать, что три дня в неделю (вторник, среда и четверг) у нас идут процессы в Ленинском суде, и его туда доставляют. Пока активных действий в этом суде не происходит, сторона обвинения оглашает документы, и мы пока справляемся. А там видно будет.

Н: Родственникам свидания предоставляют?

О: Один раз предоставили жене. Больше пока не удалось получить.

Н: Знаете, наблюдатели, которые видят развертывание этого дела, начиная с 2013 года, говорили, что Александру Филиппову нужно было просто уехать за границу и не иметь всех этих проблем. Вы общаетесь со своим подзащитным. С чем вы связываете его позицию остаться? Ведь он, наверное, не мог не понимать, что в случае столкновения власти с бизнесом, особенно с таким активным лоббистом, как Светлана Орлова, вряд ли ему удастся устоять под таким прессингом. Мы знаем прекрасно крупные дела, вроде Ходорковского, или более мелкие, которые закончились для людей длительными сроками. Никогда не спрашивали, почему он принял решение остаться?

О: Мы много раз говорили на эту тему. На это решение повлияла масса обстоятельств. Допустим, он говорил, что если я уеду, тогда все подумают, что я что-то натворил плохое и я преступник, который скрылся. Тогда меня объявят в розыск и со стороны власти будет во всех СМИ об этом будут говорить: «Вот посмотрите, сбежал». А потом еще и поймают, наденут наручники в каком-нибудь аэропорту, то это будет выглядеть еще более безобразно. А учитывая то, что он никогда не считал себя виновным и все, кто просто читает дело, мгновенно понимают, что тут нет никакого преступления, в принципе. Поэтому опорочить себя побегом было бы, с нашей точки зрения, только выгодно для власти. К тому же убегать из страны, в которой ты родился и в которой живут твои дети, родители, друзья и бегать где-то всю жизнь при этом осознавая, что ты ничего не совершил, это не для него.

Н: Но а что касается отношения к закону, к возможности достижения у нас справедливости… Я слышал такое мнение, что Александр Сергеевич полагает, что у нас должен превалировать европейский подход и он надеялся в своем деле на проявление каких-то черт справедливости. Этот мотив был или это какое-то мнения уровня испорченного телефона?

О: Нет, надежда, конечно, у нас была, но и Александр Сергеевич, и я — реалисты, и мы понимали, что у нас в России отсутствует, в принципе, независимый суд и поэтому ждать какого-то справедливого решения, на наш взгляд, было бессмысленно. По большинству дел у нас если и принимается справедливое решение, то либо случайно, либо в виду того, что это было абсолютно очевидно. А если есть интерес со стороны власти или правоохранительных органов, то справедливое решение исключено.

Н: У нас в регионе после прихода Светланы Орловой весной 2013 года образовалась целая группа гонимых предпринимателей как крупного, так и среднего звена. Возможно, об этом уже разрешено говорить, но был ли какой-то контакт, взаимная поддержка между этими людьми? Смотрите, сначала открыли дело против Филиппова, потом началось преследование Жукова, дальше Мельников, есть и другие более мелкие примеры. Биганов покончил жизнь самоубийством. Существовали ли какие-то связи между представителями старой элиты, или каждый надеялся, что лично ему повезет и пытался спасти только себя?

О: Не берусь об этом судить, при мне никаких подобных разговоров не велось и со своим клиентом я такое не обсуждал. И даже если бы обсуждал, то все равно не сказал бы об этом, поскольку это момент адвокатской тайны. Но хотелось бы, чтобы подобные контакты были, но, наверное, их все-таки не было.

Н: Появление «варягов» в регионе и дальнейшие разборки власти с представителями бизнеса у нас в стране явление не редкое. По регионам подобные ситуации повторяются. Как вы полагаете, возможен ли у нас сценарий отыграть эту ситуацию обратно, т.е. был, допустим, случай с Георгием Боосом в Калининградской области, который тоже достаточно жестко взялся за местный бизнес, но там удалось организовать его отставку после первого срока и проблема рассосалась. Видите ли вы позитивную перспективу, что люди в дальнейшем будут освобождены, реабилитированы, если поменяется управленческая ситуация?

О: Это такая надежда на хорошего царя — был плохой царь, а вместо него придет хороший. Мне кажется, проблема не столько в том, «варяг» кто-то или не «варяг», а именно в том, что у нас в стране отсутствует разделение властей, как того требует Конституция. Исполнительная власть воздействует на законодательную и на судебную ветви власти, отсутствует независимая пресса. Поэтому в принципе если даже случится так, что придет новый человек, пусть даже и местный, но если он захочет, то он будет оказывать воздействие на суд и суд будет выносить решения, какие он хочет. До тех пор пока система подобным образом устроена, надеяться, что нам пришлют хорошего человека, не стоит. Необходимо проводить другую политику. Пока нет независимого суда не может быть никаких положительных преобразований.

Н: А вот что касается политики, то Александр Сергеевич давно замечен в этом: он был депутатом горсовета, возглавлял проекты связанные с Михаилом Прохоровым. Видимо, он пытался приложить некоторые усилия, чтобы поменять ситуацию в стране политическими способами. Сейчас, находясь уже не на свободе, он будет предпринимать какие-то усилия, чтобы поддерживать силы, которые борются за такой взгляд на разделение властей, независимого суда, либо он просто лишен такой возможности из-за того, что его физически нет на свободе?

О: Мне кажется, что именно в этом и заключалась идея полностью его физически лишить возможности что-либо делать в принципе. Даже не то, что он сидит во Владимирском централе и думает, вот этих я поддержу, а вот этих нет. У него просто нет на это времени. Он целыми днями занят, сейчас он должен написать жалобу, его возят в суды, у него куча бытовых проблем. Он физически находится в таком состоянии, что не может в необходимой степени думать о политике. Если он напишет какое-то письмо, его будут проверять, что-то передать он может только через меня. На это, на мой взгляд, и был расчет.

Н: В прошлом году Александр Филиппов создал свой блог, насколько я понимаю, сейчас его ведете вы?

О: Я имею к нему доступ и периодически что-то буду там публиковать, как у меня получится по времени.

Н: Но Александр Сергеевич со своей стороны не готов выступить с каким-то заявлением или рассказом о своей нынешней тюремной жизни? У нас сейчас много политзаключенных, которые так или иначе передают такие зарисовки, например, Олег Навальный. Или пока Филиппов не видит из себя эпистолярного героя?

О: Пока не обсуждали этот вопрос. Все, что он мне говорил, мы уже опубликовали. Это же очень тяжело на самом деле, учитывая еще то, что это все прослушивается. Неофициально, конечно. Поэтому так особенно не поговоришь. Сейчас наша главная задача — написать хорошую апелляционную жалобу на приговор. И сейчас мы ее пишем. Мы больше сконцентрированы на решении проблем, которые есть в данный момент. По другому делу будет назначена экспертиза, и мы изучаем доказательства. Сейчас трудно думать о подобных вещах. Наверное, когда уже появится больше свободного времени, если вдруг мы проиграем, может быть, он что-нибудь и напишет, конечно. Но я надеюсь, что мы все-таки победим. И нам не понадобится писать никаких воспоминаний из тюрьмы.

Н: Будем надеяться, что справедливое решение в судах более высокой инстанции все-таки поступит. Со своей стороны хотелось бы передать наилучшие пожелания Александру Сергеевичу. Спасибо за внимание.

Полная видеозапись: